«Спорт уик-энд» публикует ключевую главу из новой книги «Петрович Первый и его гренадеры», которая выйдет в Санкт-Петербурге в середине апреля. Книга написана журналистом, постоянным обозревателелем нашей газеты Александром КУЗЬМИНЫМ. В публикуемой главе рассказываются абсолютно неизвестные ранее подробности биографии великого баскетбольного тренера Владимира Петровича Кондрашина.
Семейные корни. Между Ямами и Залипяжьем…
Родился Владимир Кондрашин - будущий гениальный тренер, выигравший в мировом любительском баскетболе все титулы, какие только можно, за исключением лишь Кубка Европейских Чемпионов - 14 января 1929 года в самом центре Ленинграда. И на всю свою 70-летнюю жизнь остался верен родному городу. Это, можно сказать, два общеизвестных факта.
Куда меньше доступной информации во «всезнающем интернете» о том, что многолетний кумир всего спортивного Ленинграда (а в последние годы жизни - уже Санкт-Петербурга) Кондрашин - или попросту «Петрович», «Батюшка», как его любили называть как сами баскетболисты, так и поклонники баскетбола, и становилось сразу понятно, о ком идет речь - был ленинградцем разве что в первом поколении.
И совсем уж никому неизвестно, откуда точно приехали в романтично-революционный, но голодный и холодный Петроград начала 20-х годов прошлого века родители будущего гения баскетбола. А приехали они - ОБА, и отец, и мать - из маленького села под названием Истье, расположенного к юго-востоку от большого города под названием Рязань.
Что нам выдает Википедия на набор в поисковике слова «Истье»? Читаем: «Село Истье расположено на реке Истья (приток Оки) примерно в 15км к северо-востоку от центра поселка Старожилово. Ближайшие населенные пункты к селу Истье - деревня Ямы к северу, село Залипяжье к востоку, деревня Быково к югу и деревня Пожогино к западу».
Ямы, Залипяжье и Пожогино. Какие яркие названия! Читаем дальше:
«Своим возникновением современное село Истье обязано чугунолитейному заводу, построенному на этом месте в 1716 году по указу Петра I компанейщиками Сидором Томилиным, Яковом и Панкратом Рюмиными. Использовалась местная железная руда из села Залипяжье и деревни Ямы. Из производимого металла катали проволоку, а уже из нее делали иголки для шитья, булавки и спицы. Местным игольным фабрикам принадлежала монополия по всей России. Другого игольного производства в стране до 1870 года не было».
Это, конечно, просто замечательно, что в летописную историю обладающего всероссийской монополией на иголки села Истье вошли и Томилин, и оба Рюмина. Но очень обидно, что в этой истории нет Кондрашина. Поскольку именно в этом селе провел в эвакуации несколько лет будущий знаменитый баскетбольный тренер. И именно там, в Истье, дважды (!) висела просто на ниточке жизнь будущего легендарного Петровича, а тогда - юного коневода и возчика Вовки Кондрашина. Вначале - сурово ледяной военною зимою, а второй раз - уже в залитом Победными солнечными лучами мае 1945-го…
Про увеянные мировой славой олимпийско-мюнхенские «3 секунды» рассказано уже все, что только можно. Про два разных по событиям, но одинаково ужасных для подростка Кондрашина дня в Истье не знает пока никто. А мы - расскажем. «Мы» - это, в первую очередь, единственный сын Владимира Петровича, обладатель феноменальной памяти и просто очень общительный человек Юрий Владимирович Кондрашин. И я, безмерно благодарный своему собеседнику журналист Александр Кузьмин.
Вспоминает Юрий КОНДРАШИН:
«Интересная деталь: папины родители, мои бабушка и дедушка, Евдокия Емельяновна и Петр Васильевич, оба родились в одной и той же деревне и в одно и то же число - 17-е. Правда, на этом сходство и заканчивается. Бабушка была на год и два месяца старше: она родилась 17 августа 1901 года, а дед - 17 октября 1902-го.
Куда более важным было другое различие. Обе истьинские семьи нельзя было назвать бедными, но родители моего деда жили намного богаче бабушкиного семейства. Можно сказать, что дед мой в детстве был уже «почти кулак»… Но! Во-первых, он всегда, с самых малых лет, пахал в поле от зари и до зари, а во-вторых, слово «кулак» появилось ведь после революции. А семнадцатый год быстро уравнял всех. В том числе, и моих дедушку и бабушку.
Не помню, чтобы они рассказывали о том, вместе ли приехали в Ленинград, спасаясь от голода в деревне, или по отдельности. Но точно оба были еще совсем молодые люди. Жить вместе будущие «бабушка Дуня» и «дедушка Петя» стали примерно в середине двадцатых годов. Их первая дочка, Зинаида Петровна, появилась на свет в 1927 году, затем, 14 января 1929 года родился мой папа, Владимир Петрович Кондрашин. И третьим ребенком в семье - после долгого перерыва - стала родившаяся в 1938 году Валентина Петровна. Мама двукратного серебряного призера Олимпийских игр по прыжкам с шестом Игоря Транденкова.
Родители гения любили поспорить…
Непременное воспоминание из детства - бабушка Дуня и дедушка Петя спорят между собою. Любимая тема - религия. Евдокия Емельяновна была очень набожной женщиной, верила истово - и соблюдала все посты. Петр Васильевич в такие дни любил издеваться над бабушкой: «Скажи мне, Дуня, почему твои попы постятся - а живот у них всех такой огромный?!».
Еще больше крика было в доме, если садились играть один на один в подкидного дурака. Или в домино. Или в игру под названием «66». Оба просто ненавидели проигрывать! Даже одну партию! Эту черту характера папа точно перенял у обоих. А вот если говорить о характере в целом, тут Петрович - копия своей мамы. Целеустремленный и упертый донельзя!
Дед был другим. Еще «на земле» он привык очень много работать. В городе освоился не сразу. И работы ему в Ленинграде поначалу было не найти. С его двумя классами образования. Что бабушка, что дед - всю жизнь еле-еле расписаться в документе могли… Дед смог устроиться истопником в Пушкинские бани. Тоже очень много работы. Он сильно уставал. И сильно «поддавал».
Бабушка дома обычно верховодила во всем. Но дед, если выпьет, мог стать агрессивным. Папа, учась в школе, это долго терпел. Но, когда вырос и окреп, занимаясь к тому же боксом, однажды не выдержал. Подошел вплотную к отцу, очень сильно сжал его руками и сказал, глядя прямо в глаза: «Еще раз мать тронешь - убью!!!»
Помните, что-то похожее сделал Высоцкий в коридоре коммуналки в фильме «Место встречи изменить нельзя»? Папа обожал этот фильм Говорухина! Смотрел его много раз - и готов был пересматривать еще и еще. Просто восхищался режиссурой. Говорил мне: «Как же тщательно он передал весь дух, всю жизнь того времени! Посмотри, каждая деталь интерьера учтена - в квартире, на улице, в трамвае!». Петрович просто ненавидел фальшь и вранье. «Ни грамма неправды» - высшая похвала от отца. Это для него было очень важно. С содроганием думаю, что было бы с ним, если бы он вдруг посмотрел картину «Движение вверх». Боже упаси!
Горстка крошек во спасение жизни
… Комнату родителям дали в том же доме на Пушкинской, во дворе которого была баня - место работы деда. Сам он после начала войны ушел на фронт, а бабушка с тремя детьми осталась в большой коммунальной квартире. Она была на четвертом этаже, но в батареях было хоть какое-то тепло, идущее из бани во внутреннем дворе - это весь дом спасало. Дети всю первую, самую морозную блокадную зиму просто не отходили от батареи…
Но главные спасатели - это дядя Ваня и тетя Наташа, соседи по квартире. Дядя Ваня весь день развозил по Ленинграду продукты. Под бомбами. А поздним вечером, после рабочей смены, украдкой собирал все, что за день просыпалось из мешков и коробок на пол кузова - крошечки хлебные, крупинки, зернышки, шелуху. И потом - по горсточке! - раздавал все это голодным детям. Такие вещи в блокадном Ленинграде считались тягчайшим преступлением. Добрый дядя Ваня рисковал своей жизнью, но по-другому поступить не мог.
Крошек этих, конечно, не хватало - и 12-летний тогда отец стал осенью регулярно отправляться за город, собирал осыпавшиеся с убранных кочанов капустные листья. Он вспоминал, что осень была сухая и ясная, небо синее-синее! И вот однажды над его головой синее небо вмиг стало совершенно черным от множества немецких самолетов, летевших бомбить Ленинград. Папа говорил, что никогда не забудет этот ужас…
А 31 декабря, перед самым Новым годом отвоевался на «Невском пятачке» Петр Васильевич Кондрашин. Тяжелое осколочное ранение. Дед лишился одного глаза, двух пальцев на руке, а один осколок прошил ему грудь и застрял возле самого сердца. Врачи так и не решились его извлекать - и дед мучился до самой смерти. Сколько раз было: играем с ним во что-нибудь - и вдруг он, совсем бледный, замирает на месте: ой, подожди… Я переживал за дедушку и потом, когда его «отпускал» осколок, все приставал с расспросами: «Ну, ты хоть одного немца успел убить?». «Одного и убил, вот прямо штыком».
К весне 42-го все дети, несмотря на заботу соседа - дяди Вани, совсем ослабели от голода. У старшей, Зины, была уже крайняя степень дистрофии. И тогда было принято решение отправить всех детей вместе с мамой, Евдокией Емельяновной, к ее сестре, Вере Емельяновне. На родину родителей, в Рязанскую область. Они выбирались из города по знаменитой Дороге жизни…
А в следующую зиму отец в Истье едва не погиб. Он рассказывал об этом очень неохотно. Что возвращался в деревню из леса и вез дрова на телеге, в которую была запряжена одинокая колхозная лошадка. Что лошадка эта еле трусила, а путь был так уныл и привычен, что папа в телеге задремал. И ему, голодному мальчишке, снилась разная вкусная еда. И вдруг он проснулся от тряски - лошадка в галоп взяла, чего никогда раньше не делала. Отец глянул назад - а телегу стая волков настигает! И началась бешеная гонка со ставкой в жизнь. Потом, до самого конца войны, папа сам недоест - а лошадке этой, спасительнице, лучшие кусочки несет на конюшню.
Второй раз в Истье отец был на волосок от смерти в 16 лет. Прямо в День Победы! Кругом праздник, люди обнимаются, целуются, прыгают от счастья - а отец погибает. Заставил его председатель колхоза сесть со взрослыми за общий стол и хватануть полный стакан самогона. Но это еще полбеды. В колхозе к приближающемуся Дню Победы, которого так все ждали, откармливали бычка. И когда в колхоз пришла долгожданная весть, зажарили его к праздничному столу прямо так, в шкуре…
Папа очень сильно отравился. Очень. Его долго откачивали, а потом отпаивали парным молоком. Только к лету он смог встать на ноги, а потом с сестрами и матерью вернуться в Ленинград. Приехали, а комната пустая. Петра Васильевича призвали сопровождать эшелоны с военными грузами на южном направлении. С той поры, кстати, дед очень Грузию полюбил. А домой он вернулся только в конце 1946 года.
К тому моменту его сын - как единственный мужчина в семье - уже вовсю работал. Пошел в ученики водопроводчика, потом токарный станок освоил. На первый же свой заработок осуществил мечту, которая снилась ему всю войну. Как раз тогда в магазинах отменили продовольственные карточки. И с продуктами никаких проблем уже не было - только деньги плати. И вот довольный 17-летний Володя Кондрашин выходит из магазина возле дома и идет гулять по Невскому проспекту. В одной руке - половина разрезанной вдоль булки с маслом и сыром, в другой - с маслом и икрой. Папа - дословно: «Я шел по Невскому - и попеременно откусывал с двух рук. Шел и просто балдел от удовольствия!».
«Котлы»-то какие знатные!»
А если отец в юности шел гулять в другую сторону, его там ждал совсем другой мир. Блатной. Лиговка… Он сам признавался, что в молодости «ботал по фене» совершенно свободно. И, кстати, именно этим объяснял то, что с тех самых юных лет принципиально, никогда и ни при каких обстоятельствах он не матерился. «Баран!» или протяжное «сссука» - это максимум, который он мог себе позволить. Дело в том, что мат у блатных был не в чести…
При мне он прокололся с «феней» только один раз. Я был маленький, но очень хорошо запомнил этот момент. Собралась большая компания, я сидел рядом с папой - и вдруг он посмотрел на нашего знакомого и как-то машинально пробормотал: «Котлы-то какие знатные!». Я был ребенок непосредственный и тут же громко переспросил: «Папа, а что такое «котлы»?». Папа смутился, но объяснил, что «котлы» - это часы…
Несколько его близких приятелей по временам Лиговки сели в тюрьму. А его от такой печальной участи в прямом смысле спас спорт. Правда, спорт его не спас от бандитского удара ножом в грудь после какой-то «разборки». Отец здорово владел навыками бокса, на кулаках его наверняка победить не смогли. Врачи его спасли, и со смертью он разминулся уже в третий раз. Но шрам на груди остался на всю жизнь.
Бокс у отца шел просто отлично. Он побеждал во многих боях. Но домой после этих боев приходил весь с синяками. Бабушка моя горько плакала, видя единственного сына с разбитым лицом. И в конце концов вымолила у него обещание бросить бокс. Тренер по боксу потом долго еще не отставал от способного ученика - и ходил к нему домой упрашивать вернуться в спортзал. Ну, прямо как сам Петрович - потом, в случае с Сашей Беловым!
Кроме бокса, папа обожал играть в футбол и хоккей. Особенно в хоккей. Эту свою страсть он через 20 лет перенес на Вязовую улицу - и просто с громадным удовольствием умышленно «стравливал» на льду и с клюшками две команды из баскетболистов «Спартака»!
Армейский суд над курсантом Кондрашиным
Но о хоккее с футболом отцу пришлось напрочь позабыть, когда его призвали в армию - и он стал курсантом военно-топографического училища. Там спорт был тоже в почете, и все мысли отца были заняты уже только баскетболом.
Вы, наверное, слышали одну из легенд о том, какое оригинальное знакомство произошло у него в спортзале училища с Гомельским? Мне отец рассказывал об этом просто: «Зал был свободен только ранним утром, и я ходил туда бросать свою норму, пока никого нет. Но однажды открылась дверь, и вошел какой-то пижон. Презрительно посмотрел на мои старые тренировочные штаны и сказал: «А что это за деревня тут делает?!». Ясно было, что это кто-то со старшего курса, но я вырос на Лиговке и привык, что за такие слова надо отвечать. Прищемил ему нос двумя пальцами и заставил взять «деревню» обратно».
История с Гомельским никаких последствий в училище не имела. Если не считать того, что позже Владимиру Петровичу с Александром Яковлевичем довелось играть в баскетбол в одной команде ОДО - Окружного Дома Офицеров, а потом два заслуженных тренера Советского Союза, Кондрашин и Гомельский, соперничали на баскетбольной площадке всю жизнь.
Зато другой инцидент в училище вполне мог завершиться для отца армейским трибуналом. Он был в наряде и мыл парадную лестницу в здании училища, ведущую от входа к ленинской комнате и знамени. Мыл на совесть, по-другому работать не умел. И тут пришел дежурный офицер. Отец в разговорах со мной редко ругал других людей, а уж по национальному признаку - вообще никогда! Но тут он прямым текстом сказал, что это был самый худший, насколько это возможно, образец хохла-говнюка, который придирается без всякой причины - и ко всем подряд. Другие курсанты - причем ленинградцы, блокадники! - от его издевательств на стену готовы были лезть.
В общем, этот офицер заявил, что «курсант Кондрашин помыл лестницу хреново» и пнул ногой по полному мыльному ведру. Отец говорил, что его просто захлестнула волна ярости. Он врезал офицеру всего один раз - но врезал так, что тот улетел в сторону ленинской комнаты и, падая, сбил на пол бюст Ильича.
Представляете, какой был скандал, если на дворе тогда был то ли 1949-й, то ли 1950-й год? Еще был жив и управлял страной Сталин, еще вовсю сажали людей за куда меньшие проступки. А тут - удар офицера-начальника и вдобавок история с бюстом!
Отца арестовали. Затеяли суд над ним.
Огромное спасибо начальнику училища, к сожалению, не помню его фамилии… Он втайне принял сторону отца. И потом даже сказал ему: «Правильно ты ему врезал. Мне этого порой тоже хочется - да не могу себе позволить. Из училища я тебя не отчислю. Но и совсем без наказания оставить не могу. Посидишь, брат, в карцере».
Отец говорил, что отсидел в карцере «на хлебе и воде» три недели. А за это время начальник училища добился перевода того офицера куда-то с глаз долой. Моя мама через годы услышала эту историю и долго смеялась: «Как хорошо, что услали того офицера. Второго твоего удара, Володя, он бы не перенес!».
Папа и мама познакомились в 1952 году. После очередного баскетбольного матча отец галантно подал маме пальто у гардероба на Зимнем стадионе. Но это - известная история…»
Вшестером в одной комнате
«Неизвестную» тему продолжает Ирина Вячеславовна МАЛЫГИНА, младшая сестра Евгении Вячеславовны Кондрашиной:
«Наш папа, Вячеслав Степанович Малыгин, окончил ленинградский «Политех» и затем всю свою жизнь был строителем. Работал прорабом, потом руководил различными предприятиями. Мама, Валентина Константиновна, была детдомовкой. Ее родители погибли в страшную ленинградскую эпидемию, и маленькую девочку Валю отдали в детдом. Потом мама окончила ФЗУ, фабрично-заводское училище. До войны работала в Ленинграде. Там вышла замуж за нашего папу. Его первого из всей семьи отправили в эвакуацию в Свердловск - на военный объект. Потом, в конце лета 41-го, следом за ним уехали мама с моей старшей сестрой Женей. Меня еще не было, я родилась после войны. А наша средняя сестра, Инна, родилась в 1944 году.
Женя вернулась в Ленинград только в 1949 году - приехала в родной город в институт поступать. А наши родители так и не вернулись! Отец долго возглавлял крупное СМУ в башкирском городе Салават, там они с мамой, а потом и со мной, и жили. Да и некуда им было возвращаться в Ленинград! Их довоенную ленинградскую комнату отобрали, и никто и не думал ее возвращать.
Когда Женя познакомилась с Володей и потом вышла за него замуж, они стали жить в комнате у Кондрашиных на Пушкинской улице. Там же в 1954 году родился Юра, их единственный сын. И вот представьте: в одной 17-метровой комнате - дед с бабушкой, Петрович с Женей и Юрой плюс еще Валя, младшая сестра Петровича. Шестеро в одной комнате! Да еще постоянно кто-то из родственников гостил. У Зинаиды, старшей сестры Володи, было трое детей. А всего в той большой коммуналке проживало человек 20!
Шесть комнат в квартире - и в каждой минимум по 3-4 жильца. Теснота неимоверная. В туалет всегда очередь. А ванны в этой квартире вообще не было! Маленького Юру бабушка таскала мыться в баню во дворе - причем, строго по вторникам, и только вечером. Когда уже весь народ разойдется. Так вот и жили. В жутких условиях.
Но! Знаете, что я вам скажу? Все в той коммуналке плакали, когда разъезжались жить по разным районам. Ведь в той коммуналке если кто-то пек пироги, то угощал всю квартиру! Очень теплые у людей в те годы были отношения…»
Исторический приезд американцев в Ленинград
Продолжает Юрий КОНДРАШИН: «Мне было 5 лет, когда я впервые увидел своими глазами настоящий баскетбольный матч с участием папы. Это 1959 год. Знаменитый зал в бывшей церкви на Стремянной улице, в самом центре Ленинграда. Шло первенство города. Запомнилось, что в один день подряд прошли сразу четыре игры. Команда отца свой матч выиграла. И отец много забил. Как радовались болельщики! Это было второе из моих самых сильных впечатлений в детские годы. Первое было чуть раньше. Это когда бабушка - в страшной тайне от родителей! - отнесла меня покрестить.
Но совсем с младенчества спортом номер 1 для меня шел футбол. Вне конкуренции. Подаренному мне первому футбольному мячу я придумал имя «Дружбик» - и даже спал с ним в обнимку. Болеть начал где-то года в 4, рано. И болел тогда за ленинградскую команду «Адмиралтеец». Тогда мы уже жили в спартаковской общаге на Загородном проспекте, дом 28. Там жили самые разные спортсмены. Своего телевизора у нас тогда не было, ходили смотреть футбол к соседу-легкоатлету. Самым «святым» был традиционный матч 2 мая на стадионе имени Кирова. Легендарное открытие сезона в Ленинграде!
Баскетбол уверенно занимал второе место. Огромное впечатление на всю нашу семью произвел знаменитый - первый в истории! - приезд американских баскетболистов в Ленинград в 1958 году. И серия матчей с их участием на Зимнем стадионе. Отец с мамой очень много все это обсуждали дома, на Загородном. А я, малыш, впитывал информацию как губка. Самый незабываемый матч - конечно, первый! Я так много потом о нем услышал, что как будто сам на этой исторической игре побывал. Ведь сборная Ленинграда даже повела в счете, потом долго-долго удерживала равенство. И только в самом конце допустила две потери мяча - и американцы в 4 очка выиграли. Но папа в том матче сыграл просто здорово и забил американцам целых 27 очков! И уже после матча лидер американцев Данхилл в восхищении снял с пиджака фирменный значок и подарил отцу на память…
Воспоминания Михаила Евгеньевича ЧУПРОВА, баскетбольного функционера и журналиста, одного из самых близких Кондрашину людей:
«Именно тогда, в 1958-м, Кондрашин окончательно выбрал свое будущее. Тренировки американцев на Зимнем стадионе стали хорошей школой. Особенно его привлекали вопросы подготовки высокорослых игроков. Кондрашин сидел с блокнотом в руках, забившись в самый дальний угол стадиона, ибо считал неприличным присутствовать на тренировках соперников. В дальнейшем он и сам, став известным тренером, без особого энтузиазма разрешает не только соперникам, но и вообще любому постороннему присутствовать на своих занятиях…
Не пройдет и 20 лет, как уже самого Кондрашина, авторитетного тренера, олимпийского чемпиона, специально пригласят на свой семинар в Филадельфию американские баскетбольные специалисты. Он выступит там сразу по двум вопросам: работе с высокорослыми баскетболистами (чем занимался все эти долгие годы) и командным действиям в обороне (чем увлекся позднее, и благодаря чему стал известнейшим в мире специалистом).
Семинар в Филадельфии состоялся в 1976 году. А тогда, в 1958-м, Кондрашин впервые воочию познакомился с американским баскетболом. И тогда он был всего лишь прилежным учеником. Он приезжал с Зимнего стадиона домой, в комнату спартаковского общежития на Загородном проспекте, где проживал с женой и маленьким сыном - и свежие свои записи в блокноте внимательно изучал и анализировал. На их основе Кондрашин придумывал новые упражнения для развития силы и ловкости. Но особенно - прыгучести. Именно в этом компоненте здорово отставали наши ребята!
Домашняя работа отнимала многие ночные часы сна. Дневное время целиком уходило на собственные тренировки: 29-летний тогда Кондрашин ведь был действующим игроком. Несколько часов вечером нужно было поработать с юными спартаковцами. Пригласили его тренировать и баскетболистов Кораблестроительного института - отказать тоже нельзя. Ведь Кондрашин был твердо убежден, что баскетбол - студенческий вид спорта. И так - каждый день! А хотелось проводить каждое занятие интересно. К этому тоже надо было готовиться. И по дому нужно было жене помогать.
Комнатенка малюсенькая, удобств никаких, а кругом - беззаботная молодежь, веселится, шумит - только несколько комнат в общежитии было занято «женатиками»… Но зато радость Кондрашина была неописуемая, когда новое придуманное им упражнение вызывало интерес, и ребята повторяли его самостоятельно.
Тем временем, сильнейшей командой всего города становится красно-белый «Спартак». Но Кондрашин пока - лишь игрок этой команды. Игрок ведущий, один из сильнейших - но всего лишь игрок. Тренирует он пока только детей. И каждый день заходит в городские школы на уроки физкультуры. Его интересует не только сила и ловкость маленьких мальчишек. Но, в первую очередь, их рост. В голове у Кондрашина, упорно переходящего из школы в школу, уже сформирована четкая таблица «рост-возраст»..
Кондрашин отказался от «Спартака»! Поначалу
А вот какие важнейшие события произошли позднее, впервые расскажет сын великого тренера.
Юрий КОНДРАШИН: В шестидесятые годы папа принимал команду мастеров ленинградского «Спартака» не один раз, а два. Об этом сейчас уже мало кто помнит, но это было!
В первый раз - в середине 1965 года. О том моменте очень красноречиво говорит знаменитая фраза Петровича «Я УМЕР ТРИЖДЫ!», которую он произнес в конце 80-х годов, после того как его некрасиво выставили из родного «Спартака». Это и был третий раз… Второй - когда ушел из жизни Саша Белов… А первый - когда отец сам закончил играть в баскетбол.
Ему в 1965-м исполнилось уже 36 лет, но, по-моему, папа был готов поиграть за «Спартак» еще и находился в хорошей физической форме. Но руководство клуба настояло, чтобы он принимал команду. Его сделали не старшим тренером, а «исполняющим обязанности». А между «и. о.» и полноценным главным - большая разница! И папа смог тогда проруководить «Спартаком» только полтора выездных тура чемпионата СССР. А потом досрочно вернулся домой, удивив меня и маму. И сказал по горячим следам только одну фразу: «Это - не мое!!!».
Позже, успокоившись, он объяснил всю ситуацию. Там возникли сразу две проблемы. Во-первых, отец почувствовал, что просто не сможет работать с уже полностью готовой командой, которую собирал «под себя» другой тренер. А во-вторых, все ведущие баскетболисты этой команды много лет отыграли с папой бок о бок на одной площадке. И для них он по-прежнему оставался Вовкой - а вовсе не Владимиром Петровичем, чего требовал изменившийся расклад.
Отец маме тогда так и сказал: «Я буду делать СВОЮ команду. С нуля!»
И стал плотно работать со спартаковской юношеской командой. Понимаете, да? Чтобы она просто «смотрела ему в рот», впитывала как губка все его тренерские указания и - самое главное! - с юных лет играла именно в ЕГО баскетбол.
…И вот наступает Новый, 1967-й год. К новогодним праздникам в нашей семье всегда было особое отношение. И вот пробили куранты, все веселятся, шум, смех, а папа склоняется ко мне и тихо говорит: «Ты знаешь, Юрка, этот год может стать особенным для меня». Папа всего лишь намекнул. Но я понял: грядут большие перемены!
И летом они действительно произошли. Но до этого, в мае 1967-го, папа с юношеской сборной Ленинграда проиграл в финале чемпионата страны юношеской сборной Литвы. Для отца это был сильнейший удар, личная трагедия. И вскоре он согласился с предложением Бориса Николаевича Иванова принять команду мастеров «Спартака». Но уже как полноценный старший тренер, без всяких там «и. о.»
«Накроется твой любимый баскетбол медным тазом!»
Как именно Кондрашин начал комплектовать уже «свой» ленинградский «Спартак»? О, это было чрезвычайно интересно! И вот - один из самых ярких примеров этого.
Рассказывает Валерий Григорьевич ФЁДОРОВ, чемпион СССР 1975 года и двукратный обладатель Кубка европейских Кубков в составе «Спартака»:
«…- Зачем тебе сдался твой техникум? Чего ты в него вцепился?! Ну, отучишься ты в нем - и что дальше? А дальше - армия! И накроется твой любимый баскетбол медным тазом! Я тебе другое предлагаю. Устрою тебя, - обещаю! - обратно в среднюю школу. Закончишь ее - поступишь в институт. И будешь играть в баскетбол!»
Вот такие слова я, тогда 16-летний учащийся ленинградского электротехнического техникума Валера Фёдоров, услышал от тренера Владимира Кондрашина вскоре после нашего с ним знакомства. Все последующие годы Владимир Петрович особо разговорчив не был никогда. Но в тот день (или дело было вечером - уже не помню) Кондрашин оказался красноречив. И его слова меня убедили. Особенно понравилось про «будешь играть в баскетбол».
Играть в баскетбол я любил. Готов был играть в него с утра и до поздней ночи. Иногда, кстати, именно так и было - я бегал по всему городу с одного матча на другой. Оказывался нарасхват! За сборную школьников Ленинграда играл и за свой 1948 год, и за старший 47-й - и за сборную своего техникума, разумеется, тоже.
Высоким мальчишкой не был никогда. В своей школе на физкультуре вообще предпоследним в шеренге по росту стоял. А в техникуме стал регулярно бегать и прыгать - и постепенно вытянулся до 190 сантиметров. Зато удачно бросать по кольцу, причем с разных «точек» площадки, умел с детства. Вот это-то умение при знакомстве с Кондрашиным очень пригодилось. Где именно он меня высмотрел - в матчах за сборную города, в первенстве техникумов или в игре за наше спортобщество «Труд» - понятия не имею. Но - увидел. И предложил приехать на Васильевский остров, в спортзал ДК имени Кирова, где тогда тренировались спартаковцы. Покажи, мол, что умеешь. А мне-то что? Ну, приехал, раз просят.
- И какой же экзамен Кондрашин вам устроил?
- Серьезный. Пот с меня ручьем тек. Венцом всему стали броски по кольцу с дальней дистанции - и с разных углов площадки. А мне с юных лет было как-то все равно, откуда бросать. Попадал и слева, и справа. Вот это, думаю, Петровичу особо понравилось - тогда вообще мало было игроков, кто мог из обоих углов точно «пулять». Но он же всегда был скуп на похвалу. Сказал что-то типа: «Неплохо. Можешь!». А уже через какое-то время завел тот самый разговор насчет моих перспектив.
Но! Убедить-то меня Кондрашин убедил, но оставались же еще всякие препятствия. Первая проблема - отец. Видел он меня в жизни только рабочим, мастеровитым человеком. Крепко овладевшим своей специальностью. Никакой «большой спорт» в отцовский план не вписывался. Но я его все-таки додавил, уговорил…
Вот дальше было посерьезнее. Я же уже полтора года в техникуме отучился! И как меня обратно в среднюю школу «под выпуск» возвращать?
- Да, проблема не из легких…
- А Кондрашин ее решил. Нашел хорошую школу, причем - в Октябрьском районе, где я жил. С моей Средней Подъяческой пешочком до театральной площади, а школа - сразу за Мариинкой… Директор школы - заслуженный учитель страны. Женщина. Вот она больше всех и сомневалась. Кричала у себя в кабинете Петровичу: «Выпускные экзамены всего через три месяца. Он же ничегошеньки не сможет сдать!». Но Кондрашин не только меня с отцом - он и ее убедил.
Но я всегда учился неплохо. Минимум на «4» по всем предметам, а в техникуме нам даже высшую математику преподавали. С экзаменами справился удачно. Со всеми, кроме английского - там еле-еле на троечку вытянул…
- Новые одноклассники хоть помогли? Представляю, с каким удивлением они вас встретили. Перед самыми экзаменами!
- А я ни с кем и не общался толком. С детства не очень люблю компании. Со мной вообще сразу не познакомишься… И когда общаться-то? Звенит последний звонок - и я бегом на тренировку в «Спартак». Так что, экзамены сдавал без посторонней помощи.
«Сынок, иди-ка сюда!»
- Значит, в команде мастеров «Спартака» вы, с легкой руки Кондрашина, оказались прямо со школьной скамьи.
- Да, но в «Спартак» я пришел вовсе не к Кондрашину. Команду тогда тренировал Пал Палыч Баранов. Вот у него я и начал играть. Но поначалу, школьником, только тренировался. А рядом тренируются такие мастера, как Леонов, Григорашенко, Кутузов! Вот Коля Леонов мне на первых порах и помог. Ну, как помог… Своеобразно.
Для начала он мне новую кликуху дал - «Сынок». В 16 моих лет. Едва приду в зал - тут же крик Леонова: «Сынок, иди-ка сюда!». Поначалу это означало только одно - 5:0 в его пользу.
- В смысле?
- Игра в баскетбол один на один. Пять раз забил - побеждаешь. Я, пацан, был необходим Коле исключительно как спарринг-партнер. Он сам себя тренировал, обыгрывая меня с сухим счетом. Но зато я постепенно научился думать, как надо играть в обороне и как держать такого классного игрока. Леонов тогда входил в пятерку лучших игроков чемпионата Союза. 20-25 очков за игру для него были нормой. Что интересно, с Кондрашиным они оба были защитниками, и абсолютно одного роста - по 175 см. Но у Владимира Петровича была совершенно другая игра. Ходит по площадке, раскидывает мячи - а потом бросает. Попадет - хорошо, а нет - так нет. Хотя мог много забить… А Коля Леонов - мощь! Атлет, бомба, разбежится - не остановить. Кондрашин был отменным снайпером. А Леонов… В пятерку лучших по всей стране еще попасть надо было!
Так вот, поначалу Леонов только смеялся надо мной: «Сынок, получил свои 5:0? Давай следующую!». Но уже через годик счета изменились. 5:2. 5:3. 5:4. Я стал бодаться с самим Колей Леоновым на равных! И выходить рядом с ним на площадку в официальных матчах. А чуть позже в зал на нашу тренировку впервые пришел Саша Белов.
- Но ранее укрепили и усилили сам «Спартак»?
- Да. Из трех городских баскетбольных команд - СКА, «Буревестника» и «Спартака» - взяли лучших игроков и объединили в одной команде. Это - идея и заслуга Бориса Николаевича Иванова, председателя общества «Спартак» в Ленинграде. Он искренне любил баскетбол, а в итоге создал сразу два сильных «Спартака» - и мужской, и женский. Из того же «Буревестника» перешли Леня Иванов и Игорь Быков. Я попал вместе с ними в «Спартак» в один год - и надолго, как потом выяснилось.
Лене с Игорем сразу дали по однокомнатной квартире. Сереге Скворцову, перешедшему из СКА - тоже квартиру. Мне, как молодому, не дали ничего. И тут «Спартак» принимает Кондрашин. И делает из меня, прилично забивавшего19-летнего нападающего, защитника.
- А почему?
- Думаю, причина проста - в атаке места уже не было. Быков тогда играл просто здорово, очень много забивал. Свои очки стабильно набирал и Штукин. И уже появился в команде - да не просто появился, а сразу же засверкал на площадке Саша Белов. Где тут выйдешь в составе?
Но Кондрашин же знал мои возможности. Помнил еще по тому экзамену для парня из техникума. И стал Владимир Петрович наигрывать меня в защите. Вначале было так: я играл в паре с Леоновым, а Кутузов - с Большаковым. Потом ситуация изменилась. Кутузов собрался заканчивать играть, а Коля Леонов тоже стал постепенно отходить для Кондрашина на второй план. И начал Петрович наигрывать меня уже с Большаковым. Приказы главного тренера не обсуждались. «Все, Валера, в атаке тебе делать больше нечего. Играй сзади, с Большаковым».
Он выжимал из «Спартака» все, что можно!
- И как вам «заигралось» с Большаковым?
- Да нормально. У него своя игра была всегда. Дриблинг, скорость. А я должен был его в атаке обогнать - и при этом не забыть, куда именно бежать и что там потом делать. Если не удавался быстрый отрыв - позиционно разыгрывали мяч. Ошибся - ничего страшного. Мы с Сашей никогда не орали друг на друга и не обижались. Обидчивым он стал потом, когда перестал играть.
С приходом Белова у нас сформировалась стабильная пятерка: мы с Большаковым сзади, Быков на одном фланге, Белов на другом и Леня Иванов в центре. А Юра Штукин стабильно выходил менять одного из фланговых. Белов - абсолютно лучший по игре в защите среди всех баскетболистов, кого я видел. Абсолютно в этом убежден. Мальчишка совсем, 16 лет, еще щупленький - но все его в игре уже боялись. Все! Включая самых крупных центровых - Круминьша или Эглитиса, Андреева или Сушака. Конечно, Леня Иванов тоже крутился-вертелся рядом, под щитами, помогал. Но Сашке и не требовалась помощь! Это он всем помогал.
Вот в чем главная и безусловная заслуга Кондрашина? В том, что он собрал тогда настоящую КОМАНДУ из игроков - «не звезд». За исключением Белова, конечно. Петрович выжимал из того «Спартака» все, что можно! Прежде всего - надежная игра в защите. Мы пропускали за матч в среднем по 60 очков - меньше всех в стране. Саша в юности забивал мало - но в защите творил чудеса, продолжая смахивать все мячи! А Лёня и особенно Бычок - забивали. Я по молодости тоже мог добавить в копилку очков 15 - а потом стал забивать все меньше и меньше. Играл на команду! В глубине души было малость обидно. Все думал: «Когда же я начну снова много забивать?» Но…
- Постойте. А как же легендарный бенефис Валерия Федорова в греческих Салониках? Вы набрали в матче с «Югопластикой» целых 25 очков - и в каком матче! Финальной игре Кубка обладателей Кубков!
- А она у нас сразу не пошла, эта игра. Волчок чего-то «задрожал» - раз не попал, еще раз… Другие - тоже мимо. Попробую-ка взять на себя - думаю. И бросил. Тоже мимо! Да ну его на фиг… И тут снова удобный момент для броска. Попал! Тут же забил уже в проходе, из-под кольца. Ну и пошли дела! 25 очков набрал. Владимир Петрович уже после игры и награждения приходит в раздевалку и чуть удивленно меня спрашивает: «Валера, как ты смог столько наковырять?!».
Правда, через два года, после второго выигранного финала Кубка Кубков, в Нанте, он меня уже по-другому поздравил: «Спасибо, Валера!». Так и ситуация была уже совершенно другой. Я же тогда, в 75-м году, уже почти не играл за «Спартак». Вот и в финале во Франции меня Кондрашин полтора тайма на скамейке продержал. Все эти полтора тайма мы проигрывали. До 10 очков отставание доходило. И на последние минут десять он меня выпускает. Удачно отзащищались, бежим в отрыв - я забиваю. Отзащищались - убежали - забил. Ну, и в концовке помог - не дал забить важный мяч сопернику. Вот тогда Петрович уже по имени меня поблагодарил…