По количеству олимпийских наград среди отечественных биатлонистов Сергей Тарасов уступает лишь Сергею Чепикову (6) и Александру Тихонову (5). На Олимпиаде-1992 в Альбервилле он перенес клиническую смерть. Выкарабкался чудом. Как вернулся в биатлон – знает он один. В то, что спустя два года стал олимпийским чемпионом, поверить невозможно.
К ЖИЗНИ МЕНЯ ВЕРНУЛИ СЛОВА ДОЧЕРИ
– История, как за Олимпиаду-1992 вы едва не заплатили жизнью, окутана тайной.
– Это произошло с 6 на 7 февраля. Второй мой день рождения. На мне ставили эксперимент. С кровяным допингом. Смысл в чем? Кровь берут летом, на пике формы. Обогащают витаминами, закладывают в холодильник, хранят до зимних стартов. Затем достают, доводят до комнатной температуры и вливают. Биатлонисты никогда этими делами не занимались. А тут решили попробовать. Первый и последний раз. В Минске взяли у четверых. Но в Альбервилль нашу кровь везли несколько суток. И не в холодильнике, а в обычном дипломате. В итоге она испортилась! После рассказывал докторам – у них глаза на лоб: «Не обманывай». – «Так и было». – «Да за это расстреливают!» - сказал Тарасов в интервью «Спорт-экспрессу».
– Мы слышали, вам просто ввели другую группу крови.
– Тоже нельзя исключать. Бирок на колбе не было. Я это заметил, спрашиваю врача сборной: как же так? Отвечает: «Два человека – с четвертой группой, два – с первой. Всех помню». Я был в списке первым. Пообедали, говорят: «Заходи». Обратил внимание – доктора трясет. Я даже произнес: «Спокойнее! Что волнуетесь-то?» Может, он уже что-то плохое подозревал?
Минут десять вливал – никаких ощущений. Льет и льет. Пульс у меня в первый тренировочный день ударов 35 в минуту. И вдруг за секунду взлетает до двухсот! Я чувствую, как сердце разрывает! Руки-ноги вверх подбрасывает. Он сразу лить прекратил, но уже пошло отторжение, криз. Сознание то уходило, то возвращалось. Сквозь пелену видел, что доктор пытается сделать укол, никак шприцем не попадет… Начали в обед, а на «скорой» отправили в местную клинику, когда стемнело. Меня несут, у дверей лыжник Вовка Смирнов – на этом воспоминания обрываются.
– Была клиническая смерть?
– Да. Я уверен, что кому-то спас жизнь. Другой умер бы. Сами врачи говорили – случай из разряда «невыживаемых». Когда выкарабкался, французские врачи всей клиникой ходили на меня смотреть. Четверо суток мониторы показывали – пульс 160 ударов в минуту. Какое сердце выдержит?! Мне повезло, что с гор спустились невероятно натренированные. Сейчас рассказываю – и мне страшно. Вся кровь заражена, нужно было выкачивать. Вместо нее вливали гемодез. На его основании костный мозг начинал вырабатывать кровь – чтобы организм по новой запустился. У меня выпали волосы, ногти, с рук и ног лохмотьями слезала кожа… Умирающие говорят про какой-то тоннель, да? Думаю, в тот момент я был на грани – туда или сюда. Внезапно услышал голос дочери: «Папа! Папа!» После этих слов умереть не мог. Они вернули к жизни. Дороже Кати у меня нет никого.
– Правда, что кого-то из сборников эта беда в Альбервилле тоже коснулась – но с менее тяжелыми последствиями?
– Нет-нет, на мне тогда остановились. Знаю, что-то похожее сотворили в свое время с нашим конькобежцем – он умер. Да и про меня по телевидению объявили, что скончался. Слава богу, ни жена, ни мама не слышали. Через полчаса дали опровержение – извините, пока живой.
– Сколько пробыли в клинике?
– До 23 февраля – последнего дня Олимпиады. Когда неожиданно для всех я не умер, даже долечиться не позволили. И страховку получить – около 100 тысяч долларов. Быстренько собрали: «Улетаем со всей делегацией». Боялись, что тайну выдам. Официальная версия звучала «отравился привезенными из дома грибами». Я еле на ногах стоял. Французские медики говорили, что в клинике нужно провести минимум шесть недель. Но наши руководители потащили домой.
ХОВАНСКИЙ И ПОЛЬХОВСКИЙ ОТВЕТИЛИ: «ЗАЧЕМ НАМ ПОКОЙНИК»?
– Весь спортивный мир про вас забыл?
– Тут же. Телефон молчал. Что со мной происходит, никого не интересовало. Той весной в Новосибирске проходил этап Кубка мира, так обо мне никто не вспомнил, не зашел. В спорте это обычная история. Ты нужен, пока приносишь результат. Нет его – списали. В самый трудный период рядом была лишь семья и Александр Петрович Никифоров, личный тренер. Да Тихонов однажды позвонил. Предложил в суд подать.
– Отказались?
– Это ж конец карьеры! Дорога в сборную для меня будет навсегда закрыта. Александр Иванович вскипел: «Какая сборная?! Тебе все равно ничего не светит. Так хоть заработаешь тысяч сто. Долларов. Гарантирую – суд выиграем». Хотел использовать ситуацию в своих интересах, но провернуть все моими руками. Он же в российском биатлоне был тогда в опале. Отказ Тихонов воспринял болезненно. Не любит, когда идут вразрез с его мнением. На Играх в Лиллехаммере, например, с победой меня не поздравил.
– В голове не укладывается: вы не только оправились, но и выиграли Олимпиаду!
– Наши врачи твердили, что необходим полный покой – а становилось все хуже. Связались с французами, те, наоборот, посоветовали больше двигаться: «Сердце привыкло к нагрузкам». Через полгода потихоньку приступил к тренировкам. Состояние улучшалось на глазах. Разве что от аритмии так и не избавился. В сентябре я уже рвался в команду – ведь еще недавно первым номером ехал на Олимпиаду! В сборной сменился тренерский штаб, пришли Хованцев и Польховский. Ответили: «Зачем нам покойник?» Но в итоге решили – если в декабре на «Ижевской винтовке» буду в тройке, возьмут. Понимал, условие невыполнимое. Первый старт – в ноябре в Новосибирске. Пока до финиша дополз, позеленел. Вадим Мелихов, глядя на мои мучения, изрек: «Тарасов никогда не будет прежним».
– Жестко.
– Только став олимпийским чемпионом, узнал о тех словах. От самого Мелихова. Он подошел в Лиллехаммере: «Извини, Серега, не верил уже, что ты вернешься». Да никто не верил, чего скрывать-то, что в Лиллехаммере у меня будет золото в «индивидуалке», бронза в спринте, серебро в эстафете.
БЬОРНДАЛЕН – РОБОТ, У НЕГО ВСЕ РАЗЛОЖЕНО ПО ПОЛОЧКАМ
– Так допинг и не попробовали?
– Хватило единственной попытки. Это не в счет – я же на старт не вышел. Так что все мои медали – чистые. Иногда думаю: наверное, хорошо, что в Альбервилле получил жестокий урок. Если б прокатило, всю жизнь бы мучился, что бегал на допинге.При мне сборная была чистой. Тем обиднее, когда гремит очередной допинговый скандал. Тень-то и на нас падает.
– С биатлоном вы закончили в 1998-м. Не рановато?
– Годы спустя осознал, что поторопился. Лет восемь еще мог бегать. Сил было вагон! Ушел от обиды – после Нагано. В спорте уже крутились большие деньги, но у нас – ни нормального парафина, ни утюгов, ни бригады для подготовки лыж.
– За год до Нагано вы побеждали Бьорндалена.
– Выиграл у него полторы минуты ходом на 20 километрах. У Бьорндалена нет выдающихся функциональных способностей, но по характеру он совсем другой. Все разложено по полочкам. Каждая секунда, каждый шаг. Ни одного лишнего движения. Человек-робот. Таких в биатлоне больше нет. В этом смысле перед Бьорндаленом можно на колени вставать.
– Общались?
– На уровне: «Привет – Привет». Он неохотно идет на контакт. Я с немцами дружил. Рикко Гросс, Марк Кирхнер, Франк Люк – классные ребята. Гостили у меня в Новосибирске, «зажигали» прилично. Как-то собрал их накануне 20-километровой гонки. Думаю: сам воздержусь, а они пусть напьются. За мое здоровье. Уговорили немцы бутылочку водки. Отправились в бар, давай плясать. А какие ж танцы без пива? Отполировали пивком. Смотрю, еще водку заказывают. Тусовались часов до четырех утра. Я не выпил ни грамма. Не сомневался – укатали немцев до гонки. Наутро встаю абсолютно разобранный. Гонку выигрывает Пашка Муслимов. Немцы, которые куражились в баре, заняли все места, начиная со второго. А я – 25-й! Может, из-за того, что они расслабились – а я, наоборот, остался напряженным?
«Спорт-экспресс».
Добро пожаловать в Интернет-магазин ракеточных и игровых видов спорта! Ищите обувь, струны, сумки, ракетки, мячи, аксессуары и прочие? Нет проблем! Заходите на сайт topball.ru и всё узнаете! Ждем вас с нетерпением!
-
в Биатлон